Малко быстро соображал, стараясь оценить создавшееся положение.
— Значит, вы думаете, что супруга Анатолия Петрова случайно заметила Кирсанова, когда он шел на встречу с вами, и что он убил ее, опасаясь возможного разоблачения, обставив все так, как если бы преступление совершил садист, но решил об этом помалкивать, чтобы не напугать вас?
— Именно! — подтвердил американец. — Как бы нам потом не пришлось отмываться от этого дерьма!
— Ничего страшного пока не произошло, — заметил Малко. — Испанцы сто раз подумают, прежде чем предъявить по всей форме обвинения гражданину Советского Союза.
Губы Джеймса Барри сжались в узкую бледно-розовую полоску, а многоярусные студенистые подбородки словно отвердели.
— Разумеется, но если «иваны» что-нибудь пронюхают об этих подозрениях, Кирсанова запихнут в первый же самолет до Москвы, и с ним мы уже вряд ли увидимся.
— Следовательно, нужно срочно вытаскивать его отсюда.
Американец нервными движениями заводил свой золотой хронометр.
— Или вообще оставить эту затею, — подхватил он. — Ни при каких обстоятельствах я не переправлю Кирсанова к нам с новым американским паспортом, если ему предъявят здесь обвинение в убийстве. Представьте себе на минуту, как это воспримут русские и испанцы. Мне-то уж точно не сносить головы. Есть еще одно пренеприятное обстоятельство.
— Что за обстоятельство?
— Если его в пожарном порядке вывезти из страны прежде, чем он установит личность «крота», «Контора» вряд ли сочтет, что он стоит миллион долларов, а в таком случае ему до конца своих дней придется добывать кусок хлеба, нанимаясь уборщиком в домах обитателей Лэнгли. Как у него, кстати, успехи в этом направлении?
Вербовка перебежчика определенно была не из легких, не говоря уже о том, что Джеймсу Барри было неизвестно об опасностях, грозивших со стороны Исабель дель Рио... Малко вкратце передал резиденту последний разговор с Кирсановым.
— Создается впечатление, что проблема с «кротом» может скоро разрешиться.
— Хорошо, — кивнул Джеймс Барри. — Прежде, чем я свяжусь с Лэнгли, дайте мне ваше общее заключение.
— Полагаю, что мы можем дать себе сутки передышки до очередной встречи с Кирсановым.
— Согласен, — подвел черту резидент.
Он прошел через кабинет и ключом из связки отомкнул бронированную дверь, набрал рядом с замком шифр и свою фамилию. За дверью находился зал связи. Малко погрузился в захватывающее чтение технических изданий, посвященных электронным «блохам». Через десять минут Джеймс Барри вышел из обшитого броней зала и вновь занял место напротив Малко.
— Я связался с главой исполнительного комитета. Операцию нужно завершить как можно быстрее. Оставляем в покое «крота» и вывозим нашего молодца. Следовательно, приводим в действие аварийный вариант. Сейчас он должен быть в агентстве печати «Новости». Срочно посылаю туда человека, который «случайно» разобьет фару на машине Кирсанова и оставит на ветровом стекле свою карточку. Это будет означать, что Кирсанову нужно срочно связаться с нами. Ему известен номер аварийной связи. У аппарата день и ночь дежурит Боб, один из моих помощников. Договариваемся о встрече и сажаем его в самолет.
— А его миллион долларов?
— Там поглядим, — ответил американец, неопределенно махнув рукой.
— Что делаю я?
— Вам поручается общее наблюдение за переправкой. При настоящих обстоятельствах лучше всего было бы отправить его с нашей базы в Торрехоне под Мадридом. Попробую договориться с командованием военно-воздушных сил. Сидите у себя в номере и носа не высовывайте. События могут развиваться очень быстро. Промежуточная встреча отменяется: мы сидим на пороховой бочке.
Малко открыл было рот, но почел за благо промолчать. Какой смысл изображать прорицателя злосчастий? Вполне возможно, что Барри не зря поднял тревогу. Однако вполне могло случиться, что Кирсанов заупрямится. До той поры, пока ему будет казаться, что непосредственной опасности нет, он будет тянуть с отправкой, прекрасно сознавая, что, оказавшись в США, лишится всякой возможности торговаться о цене.
Помощник Джеймса Барри Боб, косоватый молодой человек, снял телефонную трубку в четверть девятого:
— Говорит Атос.
— Портос у аппарата, — голос Кирсанова звучал тревожно. — Что происходит?
— Хозяин хочет говорить с вами, не кладите трубку. Боб быстро переключил связь на защищенную от подслушивания линию резидента.
— Произошла крупная неприятность, — начал американец. — Испанцы намерены возложить на вас вину за убийство Ларисы Петровой.
Рассказав Кирсанову о подозрениях, связанных с его автомашиной. Джеймс Барри заключил:
— Это слишком опасно, вас нужно срочно вывозить отсюда.
На другом конце провода долго молчали, потом Кирсанов спросил:
— А как же с «Дон-Кихотом»?
— Что же поделаешь!
— Деньги?
— Потолкуем об этом, когда вы будете в безопасности.
Русский напрягся:
— Нет, сейчас. Вы даете мне сколько обещали?
— Я не...
— Очень хорошо, — перебил Кирсанов. — О моем отъезде поговорим, когда вы будете знать наверное. Я вам не верю. Просто вам не хочется раскошеливаться.
Джеймс Барри думал, что ему не удастся сдержать приступ бешенства.
— Но послушайте! Что вы будете делать с вашими деньгами, когда угодите на Лубянку?
Ответа не последовало: Григорий Кирсанов положил трубку.
Американец грохнул кулаком по столу, его складчатый подбородок дрожал от ярости. Кирсанов воспринял известие отнюдь не так, как он ожидал. Либо он был невиновен, либо до него не дошел смысл происшедшего, либо некая могучая побудительная причина вынуждала его пренебречь опасностью совершенно очевидной. В довершение всех бед ЦРУ было связано по рукам и ногам. Рухнул аварийный вариант, рухнуло все. Оставалось лишь надеяться, что перебежчик пожелает напомнить о себе. Вне себя от бешенства, Джеймс Барри надавил клавишу интерфона и сказал: